Герои-двойники в русской литературе
Кто такие герои-двойники и как двойничество служит приемом психологизма в художественных произведениях?
Тема двойников в литературе меня особенно завораживает. Видимо потому, что в реальной жизни мы постоянно находимся в поиске родственной души – человека, который будет во многом походить на нас, понимать без слов, улавливать едва заметные перемены настроения. В общем, будет дополнять нас, одновременно служа зеркалом, в которое мы глядимся, чтобы понять самое себя. Так и литературное двойничество прежде всего нужно для того, чтобы лучше изучить душу главного героя. Особенно те ее закоулки, куда трудно проникнуть даже самому внимательному читателю.
Литературное двойничество прежде всего нужно для того, чтобы лучше изучить душу главного героя.
У двойничества есть и иная, не связанная с психологизмом, функция – сюжетная. Например, появление двойника майора Ковалева в гоголевском «Носе» служит основной повествования. Но в этой статье предметом изучения станут литературные двойники, важные с точки зрения психологии текста.
Герои-двойники в романе «Преступление и наказание»
Возьмем тему двойников в «Преступлении и наказании» Федора Достоевского. Там просто целая музейная коллекция альтернативных версий Родиона Раскольникова.
Вот Свидригайлов, который и сам замечает сходство между собой и Родионом, называя их «одного поля ягодами», разумеется, наиболее яркий его двойник. За ним тянется слава насильника и отравителя. К тому же у него, как и у Раскольникова, есть своя теория, оправдывающая злодеяния. Теорию эту он формулирует так: «…единичное злодейство позволительно, если главная цель хороша».
Элемент общности Раскольникова и Свидригайлова проявляется еще и в «говорящих» фамилиях обоих персонажей. Фамилия Свидригайлов отражает противоречивое, скользкое нутро этого героя. Писатель интересовался историей предков, которые имеют литовские корни, и, вероятно, обратил внимание на имя великого князя Свидригайло и созвучие с немецким словом geil — похотливый, сладострастный. Про этимологию фамилии Раскольников, думаю, не стоит распространятся из-за ее очевидности.
Или вот следователь Порфирий Петрович, которому ясны мотивы Родиона. Ведь для того, чтобы понимать преступника, нужно думать, как он. Хороший следователь – это в каком-то смысле несостоявшийся преступник, не захотевший или не сумевший реализовать свою темную сторону. Именно потому, что Порфирий видит в Родионе родственную душу, он ему вполне искренне сочувствует.
Еще один двойник Раскольникова – Лужин. Одиозный тип, изобретатель теорий. По одной из них – теории целого кафтана – человек должен печься лишь о личной выгоде. «Возлюбишь одного себя, то и дела свои обделаешь как следует, и кафтан твой останется цел». По своей сути философия Лужина очень похожа на идею Раскольникова, которая оправдывают преступления, если те совершаются «право имеющими», т.е. избранными.
Лебезятников тоже отзеркаливает Раскольникова наличием теорий, в которые он фанатично верит. Он, как пишет Достоевский, «лебезит» перед модными идеями социализма, коммуны, гражданского брака и т.д. Оба персонажа, опираясь на свои теории, преступают мораль и закон. Раскольников губит двух женщин, а Лебезятников избивает больную чахоткой Катерину Ивановну. Лебезятников также трубит об утилитарности всего сущего, для него нет понятия духовности: «Что такое «благороднее»? Я не понимаю таких выражений в смысле определения человеческой деятельности. «Благороднее», «великодушнее» — всё это вздор, нелепости, старые предрассудочные слова, которые я отрицаю! Я понимаю только одно слово: полезное!»
Самый недооцененный двойник Раскольникова – Соня Мармеладова.
Однако самый недооцененный двойник Родиона – Соня Мармеладова. Она является главным доверенным лицом героя. Он выбирает ее, чтобы признаться в убийстве. Она воплощает основную ценность Родиона, которую я затрудняюсь назвать, поэтому опишу метафорой – живая, неукротимая жизнь под очерствелой, покрытой коростами оболочкой. Именно поэтому Соня следует за Родей на каторгу. Разумеется, чтобы ускорить его возрождение, начатое в сцене с Библией. Но прежде всего потому, что она – главное воплощение многострадального грешника Родиона; сосуд, в который автор вложил часть его метущейся души.
Двойники Онегина
Заглянем и в роман Пушкина «Евгений Онегин», который весь устроен по принципу отражения: в книге зеркальная композиция, зеркальные переживания, зеркальная сущность снов – отражать дневную реальность. Есть в нем и зеркальные герои. В некотором смысле Ленский является двойником Онегина, хотя Пушкин сразу разводит их словами: «Они сошлись./Волна и камень,/Стихи и проза, лед и пламень/Не столь различны меж собой». Однако Ленский хранит частицу Онегина – его доброту и искренность. И это нравится Евгению, потому что он сам эту чувства утерял или по крайней мере прогнал из сердца. Помните, как «рано чувства в нем остыли»? Они не исчезли, просто остыли, но отражение их прежнего огня, их былой страсти и видит в друге Онегин. Убивая Ленского на дуэли, он в некотором смысле убивает и себя. И дело не только в том, что он губит человеческую жизнь. Стреляя в Ленского, Онегин лишает себя надежды на воскрешение души, на обновление чувств. Да, позже мы видим его страсть к Татьяне, но есть ли за ней искренняя любовь? Или это лишь нарциссический азарт – добыть то, что недоступно?
Но главный двойник Евгения – Татьяна. Да, именно Татьяна в романе больше всего напоминает главного героя, только она его духовно старше и, боюсь, он ее не догонит, даже если будет бежать навстречу. Однако всё же верность чувствам, отрешенность от света, инаковость их роднит гораздо сильнее, чем можно подумать на первый взгляд. И, увы, они идеальная пара. Увы, потому что мы знаем, чем Пушкин кончил свой роман.
Внутренние двойники у Достоевского и Булгакова
Существуют еще двойники внутренние. Опять же вспомним Достоевского, который «раздвоил» Ивана Карамазова, заставив его вести диалог со своим отвергаемым началом. У Ивана настолько сильная душевная борьба, вызванная противоречиями желаний и помыслов, что она воплощается в образе Черта. Черт используется исключительно как форма психологического изображения и анализа расщепленного сознания героя. Черт существует только в его голове. Он появляется в периоды обострений душевной болезни, а исчезает при появлении брата Алеши. Любопытно, что Черт транслирует собственные идеи и нравственную позицию, именно поэтому между ним и Иваном возможен философский диалог.
Расщепление Ивана Карамазова навело меня на мысль о поэте Иване Бездомном, герое романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита». Оказавшись в психиатрической клинике, поэт мучается сомнениями, в нем происходят различные трансформации. Эти перемены восхитительно предъявляются читателю в главе «Раздвоение Ивана», в которой Бездомный беседует сам с собой, стараясь новорожденной частью уверовать в мистическую природу произошедшего с ним, чтобы убедить в этом рациональную, атеистическую часть прежнего Ивана и показать, что он глупо повел себя при встрече с иностранцем.
Помимо того, что Иван Бездомный отзеркаливает сам себя, в романе у него есть совершенно отдельный персонаж-двойник – Левий Матвей, который, как и поэт до встречи с Мастером – был обычным, не привыкшим к рефлексии человеком. В самом начале Булгаков показывает Ивана Бездомного как невежественного графомана, стряпающего стишки на заказ. А Левия Матвея рисует заурядным сборщиком податей, для которого зло, происходящее кругом, стало обыденностью. Благодаря Мастеру и Иешуа оба героя духовно эволюционируют. Иван бросает слагать свои никуда не годные стихи и становится историком, работающим уже под своей настоящей фамилией – Понырев. Левий Матвей же под воздействием речей Иешуа смягчается и даже выбрасывает деньги, говоря, что они ему стали ненавистны.
Мастер не просто двойник Иешуа. Он и есть неузнанный Христос.
Раз уж я вплела в текст Иешуа Га-Ноцри и Мастера, то скажу, что эти два персонажа также являют собой пример двойничества. У обоих героев есть миссия – нести людям правду. К сожалению, любой герой вынужден расплачиваться за свое предназначение. Иешуа казнили, распяв на кресте. А Мастера, абсолютно сломленного после разноса критиками его гениального романа, закрыли в психиатрической лечебнице. Однако, хочу добавить сюда мысль Мариэтты Чудаковой, долгое время изучавшей этот булгаковский роман. Она считала, что Мастер не просто двойник Иешуа. Он и есть неузнанный Христос. Вспомните, как опустел мир после того, как Мастер был отправлен на вечный покой к теням? Каждую весну Понырев и побывавший боровом Николай Иванович глядят на луну в сильнейшем приступе меланхолии. Чего они ждут? Перефразирую Чудакову: они тоскуют по воскресению.
Двойничество в лирике Фета и Есенина
Поэты тоже создают двойников, и часто эти двойники именно внутренние. Например, далекий адресат письма, к которому обращается лирик, разговаривая прежде всего с собой. Это может быть и ушедший возлюбленный или возлюбленная, а еще собственное «я» и т.д.
У Афанасия Фета есть образцовый пример такого внутреннего двойничества. Это стихотворение «Alter Ego» («Второе “я”»). В нем лирический герой обращается к давно умершей возлюбленной, которая по-прежнему является частью его души. Строка «нас нельзя разлучить» звучит рефреном на протяжении всего текста. Возлюбленную героя можно считать внутренним двойником потому, что она предстает перед нами лишь в виде воспоминания. Образ покойной девушки слит с образом лирического героя, и читателя убаюкивает это единство душ. Поэтому стихотворение не воспринимается трагично.
А вот у Сергея Есенина двойник вышел устрашающим. В стихотворении «Чёрный человек» мы видим пример раздвоения лирического героя на фоне развивающейся психической болезни. К герою является некий господин в черном и завязывает с ним крайне язвительный, откровенно издевательский диалог. Он размазывает все, что дорого лирическому герою: любовь, стихи, само бытие поэта: «Может, с толстыми ляжками/Тайно придет «она»,/И ты будешь читать/Свою дохлую томную лирику?»
Не выдержав подобных речей, страдающий, издерганный герой Есенина швыряет в незнакомого нахала трость, но видит перед собой лишь разбитое зеркало.
В общем, в теме двойничества есть попытка возвести психологизм на новый уровень, показать, что переживания людей не одномерны. Что человек по своей сути многоцветен и противоречив. Двойник может иметь и вовсе незаметное «родство» с главным героем, но если оно обнаружено, то расфокусировать взгляд уже не получится. Как вмятины на подушке, которые собрались в рожицу, уже никогда не станут просто вмятинами на подушке, так и персонаж, отразившийся в другом персонаже, обретает новые очертания.
И создать такого персонажа – высший пилотаж.
Рада, если статья вам понравилась. Вы можете найти еще больше интересного и полезного про литературу, в которой описаны герои-двойники (и не только), в телеграм-канале «Лит.кондитерская». Приходите! Добро пожаловать в клуб!
